바부슈카

모스크바에서 들었던 러시아 수업 중에 읽었던 파질 이스칸데르의 바다 이야기. 

읽다보면 뜨거운 카프카스의 햇살과 따뜻한 카프카스인들의 마음이 느껴진다. 

언젠가 꼭 가보고싶은 볼 거 없다는 압하지야.

Фазиль Искандер - Рассказ о море

Я не помню, когда научился ходить, зато помню, когда научился плавать. Плавать я научился почти так же давно, как и ходить, но научился сам, а кто учил меня ходить — неизвестно. Воспитывали коллективно. Дом наш всегда был полон всякими двоюродными братьями и сестрами. Они спускались с гор, приезжали из окрестных деревень поступать в школы и техникумы и, поступая, проходили сквозь наш довольно тусклый дом, как сквозь тоннель. Среди них было немало забавных и интересных людей, некоторых я любил, но море мне все-таки нравилось больше, и поэтому я удирал к нему, когда только мог.

Летом море было ежедневным праздником. Бывало, только выйдем с ребятами со двора, а уж какое-то радостное волнение окрыляет шаги — быстрей, быстрей! Через весь город бежали на свидание с морем.

Конец улицы упирался в серую крепостную стену. За стеной — море. Крепость как бы пытается закрыть от города море, но это ей плохо удается. Запах моря, всегда мощный и свежий, спокойно и даже насмешливо проходит сквозь каменную преграду.

Мне кажется, если к старинной стене подвести человека, никогда не видевшего моря, он догадается даже в полный штиль: за стеной живет что-то могучее и прекрасное, и не успокоится, пока не прикоснется к нему.

До революции крепость была тюрьмой, а еще раньше она была собственно крепостью. Из крепости легко сделать тюрьму, а из тюрьмы можно сделать крепость. Среди обломков сохранилась камера, где, говорят, сидел Серго Орджоникидзе, тогда еще фельдшер Гудаутского уезда.

Сквозь приплюснутое узкое оконце он смотрел вдаль как танкист в смотровую щель. Оконце позволяло смотреть только в одну сторону, в сторону моря. Человек, который должен смотреть в одну сторону, или ничего не видит, или видит больше тех, кто вынудил его смотреть в одну сторону. Если бы в долгие часы тюремного одиночества он видел только кусок моря, перечеркнутый железными прутьями, он смирился бы или сошел с ума. Но он видел больше и потому победил.

Обо всем этом мы тогда не думали. Мы проходили через крепостной двор, всегда вкусно пахнущий жареной рыбой, мимо ярко выбеленных рыбацких домиков. Белье, развешанное на веревках, плотно надувалось ветром, близость моря не давала ему покоя, пеленки подражали парусам.

И наконец, море! Огромное и неожиданное, оно врывалось в глаза и обдавало стойкой соленой свежестью. Обычно не хватало терпения дойти до него, и мы сбегали по крутой тропинке на берег и, не успев притормозить, летели в теплую, ласковую воду.

Когда пришла пора искать клады, один мой школьный товарищ шепнул мне, что видел в одном месте в море золотые монеты. Поклявшись никому не говорить об этой тайне, мы расстались до следующего дня. Ночью я плохо спал: ворочался, вскакивал, никак не мог дождаться рассвета. Чуть забрезжило, я встал и на цыпочках выскользнул из дому. Мы встретились у старой крепости. Говорили почему-то шепотом, хотя кругом на полкилометра простирался пустынный пляж. Было по-утреннему зябко, вода тихо плескалась у ног. Мы взобрались на мокрый от утренней сырости обломок крепостной стены и осторожно переползли к его краю. Легли на живот и стали глядеть. Через некоторое время товарищ мой ткнул пальцем в воду. Свесив голову, замирая от волнения, я вглядывался, но ничего не видел, кроме смутного очертания дна. Но он очень хотел, чтобы я увидел монеты. И я наконец увидел их. Как бы колыхаясь, они таинственно поблескивали сквозь толщу воды. Разглядеть их можно было в короткое мгновение, когда одна волна уже пробежала, а другая еще не подошла.

Мы разделись и начали нырять. Вода еще была очень холодная: дело происходило в апреле или в начале мая. Я несколько раз нырнул, но до дна не достал. Не хватало дыхания, и уши сильно болели.

Я тогда еще не знал, что нырять нужно под углом, а не вертикально, как это я делал. Ныряя под углом, проходишь большее расстояние до дна, зато идти легко, а главное — уши привыкают к давлению и не болят.

Каждый раз я почти доныривал до дна. казалось, только протяни руку — и схватишь монеты, но меня обманывала прозрачность воды. Наконец мне пришло в голову броситься в воду со скалы, чтобы глубже нырнуть за счет инерции прыжка. Я бухнулся в воду и без труда донырнул до дна. Схватив монеты вместе с горстью песка, я с силой оттолкнулся и вынырнул. Ухватившись рукой за каменный выступ, я осторожно приподнял другую руку. Песок стыдливыми струйками стекал с ладони, а на ладони моей блестели две металлические пробки, которыми обычно закрывают бутылки с минеральной водой. Видно, какая-то компания трезво пировала, устроившись на этой каменной глыбе. Дорого же нам обошелся этот нарзанный пир! С трудом продев одеревеневшие руки и ноги в одежду, мы долго подпрыгивали и бегали по берегу, пока не согрелись. Море подшутило над нами.

Я люблю это место. Здесь можно было часами жариться, лежа на скале, лениво следя за дымящими теплоходами или парящими парусниками. В камнях водились крабы, мы их ловили, натыкая на заостренный железный прут. Море в этих местах наступает на берег: можно заплыть и метрах в двадцати от берега нащупать ногами ржавый обломок стены, неподвижно стоять на нем по грудь в воде, легким движением рук удерживая равновесие.

Я люблю это место. Здесь я когда-то научился плавать, и здесь же я чуть не утонул. Обычно любишь места, где пережил большую опасность, если она не результат чьей-то подлости.

Я хорошо запомнил день, когда научился плавать, когда я почувствовал всем телом, что могу держаться на воде и что море держит меня. Мне, наверное, было лет семь, когда я сделал это великолепное открытие. До этого я барахтался в воде и, может быть, даже немного плавал, но только если я знал, что в любую секунду могу достать ногами дно.

Теперь это было совсем новое ощущение, как будто мы с морем поняли друг друга. Я теперь мог не только ходить, видеть, говорить, но и плавать, то есть не бояться глубины. И научился я сам! Я обогатил себя, никого при этом не ограбив.

Недалеко от берега из воды торчал зеленоватый обломок крепостной стены, через него перекатывались легкие волны. Я доплывал до него, ложился плашмя и отдыхал. Это было похоже на путешествие на необитаемый остров. Впрочем, остров был не такой уж необитаемый. С набегающей волной иногда выплескивался краб, неуклюже забегал за край скалы и, высовываясь из-за камня, следил за мной злыми, хозяйскими глазами. Если глядеть в глубину, можно было заметить каких-то серебристых мальков, которые неожиданно проносились, вспыхивая как искры, выбитые из головешки.

Иногда я ложился на спину и, когда волна перекатывалась через меня, видел диск солнца, качающийся и мягкий.

Вокруг, в воде и на берегу, было много народу. Отдыхающих легко было узнать по неестественно белым телам или искусственно темному загару. На вершине каменной глыбы, громоздившейся на берегу, сидела девушка в синем купальнике. Она читала книгу — вернее, делала вид, что читает, точнее, притворялась, что пытается читать. Рядом с ней на корточках сидел парень в белоснежной рубашке и в новеньких туфлях, блестящих и черных, как дельфинья спина. Он ей что-то говорил. Девушка, иногда откидывая голову, смеялась и щурилась не то от солнца, не то оттого, что парень слишком близко и слишком прямо смотрел на нее. Отсмеявшись, она решительно опускала голову, чтобы читать, но парень опять что-то говорил, и она опять смеялась, и зубы ее блестели, как пена вокруг скалы и как рубашка парня. Он ей все время приятно мешал читать. Я следил за ними со своего островка и, хоть ничего не понимал в таких делах, понимал, что им хорошо. Парень иногда поворачивал голову и мельком глядел в сторону моря, как бы призывая его в свидетели. Он глядел весело и уверенно, как подобает человеку, у которого все хорошо и еще долго будет все хорошо. Мне было приятно их видеть, и я вздрагивал от смутного и сладкого сознания, что когда-нибудь и у меня будет такое.

От долгого купания я продрог, но, не успев как следует отогреться на берегу, снова лез в воду. Я боялся, что чудо не повторится и я не смогу удержаться на воде.

До скалы и обратно — раз. До скалы и обратно — два, до скалы и обратно... И вдруг я понял, что тону. Хотел вдохнуть, но захлебнулся. Вода была горькая, как английская соль, холодная и враждебная. Я рванулся изо всех сил и вынырнул. Солнце ударило по лицу, я услышал всплеск воды, смех, голоса и увидел парня и девушку.

Не знаю почему, выныривая, я не кричал. Возможно, не успевал, возможно, язык отнимался от страха. Но мысль работала ясно. Оттого, что я не мог кричать, было страшно, как это бывает во сне, и я с отчаянной жаждой ждал, что парень повернется в сторону моря. Но вдруг у меня в голове мелькнула неприятная догадка, что он не прыгнет в море в таких отутюженных брюках, в такой белоснежной рубашке, что я вообще не стою порчи таких прекрасных вещей. С этой грустной мыслью я опять погрузился в воду, она казалась мутной и равнодушной. Нахлебавшись воды, я опять рванулся, и солнце опять ударило по глазам, и вокруг с удесятеренной отчетливостью слышались голоса людей. И тем обидней было тонуть у самого берега.

Второй раз я унырнул немного ближе к обломку скалы, на котором они сидели, и теперь совсем близко увидел туфлю парня, черную, лоснящуюся, крепко затянутую шнурком.

Я даже разглядел металлический наконечник на шнурке. Я вспомнил, что такие наконечники на моих ботинках часто почему-то терялись, и концы шнурков делались пушистыми, как кисточки, и их трудно было продеть в дырочки на ботинках, и я ходил с развязанными шнурками, и меня за это ругали. Вспоминая об этом, я еще больше пожалел себя.

В последний раз погружаясь в воду, я вдруг заметил, что лицо парня повернулось в мою сторону и что-то такое мелькнуло на нем, как будто он с трудом припоминает меня.

"Это я, я! — хотелось крикнуть мне. — Я проплывал мимо вас, вы должны меня вспомнить!" Я даже постарался сделать постное лицо; я боялся, что волнение и страх так исказили его, что парень меня не узнает. Но он меня узнал, и тонуть стало как-то спокойней, и я уже не сопротивлялся воде, которая сомкнулась надо мной.

Что-то схватило меня и швырнуло на берег. Как только я упал на прибрежную гальку, я очнулся и понял, что парень меня все-таки спас. От радости и от тепла, постепенно разливавшегося по телу, хотелось тихо и благодарно скулить. Но я не только не благодарил, но молча и неподвижно лежал с закрытыми глазами. Я был уверен, что мое спасение не стоит его намокшей одежды, и старался оправдаться серьезностью своего положения.

— Надо сделать искусственное дыхание, — раздался голос девушки надо мной.

— Сам очухается, — ответил парень, и я услышал, как хлюпнула вода в его туфле.

Что такое искусственное дыхание, я знал и поэтому сейчас же затаил дыхание. Но тут что-то подступило к горлу, и изо рта у меня полилась вода. Я поневоле открыл глаза и увидел лицо девушки, склоненное надо мной. Она стояла на коленях и, хлопая жесткими, выгоревшими ресницами, глядела на меня жалостливо и нежно. Потом она положила руку мне на лоб, рука была теплой и приятной. Я старался не шевелиться, чтобы не спугнуть ее ладонь.

— Трави, трави, — сказал парень, оборачиваясь ко мне и снимая рубашку.

Рубашка потемнела, но у самого ворота была белой, как и раньше: туда вода не доставала. Когда он заговорил, я понял, что расплаты за причиненный ущерб не будет. Я сосредоточился и "стравил": было приятно, что у меня в животе столько воды. Ведь это означало, что я все-таки по-настоящему тонул.

— Будешь теперь заплывать? — спросил у меня парень, с силой выкручивая снятую рубашку.

Он теперь разделся и стоял в трусах. Ладный и крепкий, он и раздетый казался нарядным.

— Не буду, — охотно ответил я. Мне хотелось ему угодить.

— Напрасно, — сказал парень и еще туже закрутил рубашку.

Я решил, что это необычный взрослый и действовать надо необычно.

Я встал и, шатаясь, пошел к морю, легко доплыл до своего островка и легко поплыл обратно. Море возвращало силу, отнятую страхом. Парень стоял на берегу и улыбался мне, и я плыл на улыбку, как на спасательный круг. Девушка тоже улыбалась, поглядывая на него, и видно было, что она гордится им. Когда я вылез из воды, они медленно шли вдоль берега, и девушка держала в руках свою ненужную, наконец закрытую книгу. Я лег на горячую гальку, стараясь плотнее прижиматься к ней, и чувствовал, как в меня входит крепкое, сухое тепло разогретых камней.

Так он и ушел навсегда со своей девушкой, ушел, мимоходом вернув мне жизнь.

————

(Печатается по изданию: Ф. Искандер. Стоянка человека. Повести и рассказы. М., СП "Квадрат", 1995.)

(Перепечатывается с сайта: http://lib.ru.)

출처: 압하지야  인터넷 도서관(http://apsnyteka.org/627-iskander_rasskaz_o_more.html)

블로그에 로그인 할 때마다 유입 검색어를 확인하는데 이게 은근히 재밌다.

내 블로그에는 사람들이 주로 스페인어, 폴란드어, 러시아어, 우크라이나, 스누스를 검색해서 들어오더라.

근데 아주 상세한 것을 알고싶어하는 사람 발견.

러시아말 라이터 듣기. 오호라. 어디서 소문 듣고 오셨구나.

듣기

검색하신 분이 예상했던 것 만큼 발음이 자극적이지 않아서 괜히 미안하다.

"Какой сегодня день?" - спросил Пух 

"Сегодня." - ответил Пятачок

"Мой любимый день." - сказал Пух

"오늘 무슨 날이야?" - 푸흐(푸)가 물었다

"오늘은 오늘이야." - 삐따촉(피글렛)이 대답했다

"내가 가장 좋아하는 날이야." - 푸흐(푸)가 말했다

소련시대에 Winnie the Pooh를 소유즈물티필름(Союзмультфильм)을 본따서 만든 빈니 푸흐(Винни-Пух).

색연필로 그린듯한 애니메이션이 너무 예뻐서 중간에 끌 수가 없다. 

그리고 그것이 알고싶다에 나올 것 같은 음성변조 목소리도 계속 듣다보면 중독된다.

원작인 위니 더 푸보다 훨씬 더 사랑스러운 빈니 푸흐! 푸흐는 한숨 쉴 때 "푸흐~"하고 쉰다! 귀여운 푸흐!

"뜨람 빠람 따담 뜨람 따담 빠밤~♪"

레프 니콜라예비치 톨스토이(Лев Николаевич Толстой)의 대표 동화 바보 이반(Иван-дурак)입니다.

어렸을 때 자주 읽었던 동화인데 어른이 되어서, 그것도 원어로 보니 기분이 새롭네요.

러시아어를 모르셔도 워낙 유명하고 잘 알려진 동화라 재미있게 보실 수 있을 것 같아요.

러시아 어린이들의 교육용으로 제작된 비디오이기 때문에

내용이 어렵지 않고 러시아에 대한 대략적인 정보를 쉽게 접할 수 있고

클레이로 제작된 애니메이션이 너무 예뻐서 자주 챙겨보는 물띠 라씨야 채널 중 러시아에 관한 비디오.

유투브 채널에서 얻은 러시아어 스크립트와 제가 직접 해석한 폴란드어와 한국어 해석본입니다.

А знаете, люди, где растет самый большой в мире лес? 

A wiecie ludzie, gdzie rośnie największy las na świecie?

여러분들은 세상에서 가장 큰 숲이 자라는 곳이 어디인 줄 아세요?

Да у нас в России. Это наша тайга. 

Tak, u nas w Rosji. To nasza tajga.

그래요, 우리나라 러시아예요. 이것이 바로 우리의 타이가 입니다.

Кстати, в ней живёт больше половины всех медведей планеты. 

À propos, w niej żyje ponad połowa wszystkich niedźwiedzi na świecie.

그나저나, 이곳에는 세상 곰들의 절반 이상이 살고 있어요.

И вообще, нет на свете страны, больше чем Россия. 

A ogólnie, nie ma większego kraju na świecie niż Rosja.

일반적으로, 러시아보다 큰 나라는 이세상에 없답니다.

На ее территории могут поместиться 2 Китая, или 50 Германий, или миллион таких стран, как Монако. 
Na jej terytorium można zmieścić dwa razy Chiny, 50 razy Niemcy, albo milion razy takich krajów jak Monako.

러시아의 땅에는 중국이 두 개, 독일이 50개 그리고 모나코같은 나라는 백만 개가 들어갈 수 있답니다.

Нашу необъятную страну омывают 11 морей трех океанов. 
11 mórz i trzy oceany obmywają nasz ogrommny kraj.

11개의 바다와 세 개의 대양이 지나는 우리의 거대한 나라.

Россия гордится не только природными богатствами, но и культурой. 
Rosja jest dumna, nie tylko z surowców naturalnych, ale także z kultury.

러시아는 천연자원 뿐만이 아니라 문화 또한 자랑스럽답니다.

Она дала миру таких гениев, как Пётр Чайковский, Дмитрий Менделеев, Лев Толстой... 
Ona dała światu geniuszy takich, jak Piotr Czajkowski, Dmitrij Mendelejew, Lew Tołstoj...

러시아는 뾰뜨르 챠이코브스끼, 드미뜨리 멘델례프, 레프 톨스토이까지... 이 세상에 이러한 천재들을 내놓았답니다.

Люди 180ти национальностей считают Россию своей родиной, любят ее и дорожат ею. 
Ludzie ze stu osiemdziesięciu narodowości uważają Rosję za swoją ojczyznę, kochają i cenią ją

180개의 민족 출신의 사람들은 러시아를 모국으로 여기고 사랑하며, 이를 소중히 여긴답니다.

Именно так. Люди разные, а страна одна.

To wszystko. Ludzie są różni, ale kraj jest jeden.

자 여기까지. 사람들은 다양하지만, 나라는 하나입니다.

언젠가 크로아티아어를 다 배우는 날이 온다면, 크로아티아어 해석도 첨부하겠습니다. 언젠간..............!